Штурм Батурина, 1708

Всего под рукой у Мазепы было две трети наёмного корпуса – 3 компанейских (конных) и 4 сердюцких полка (3000–3500 чел.).

С 70 орудиями (в том числе и крупного калибра) продержаться в Батурине против конницы Меншикова, имевшей только 2- и 3-фунтовые пушки (и даже против всей русской армии) до подхода шведов было вполне реально.

Меншиков, как и Пётр I, считал украинского гетмана верным до гроба: «Жаль такова доброго человека, ежели от болезни ево Бог не облехчит».

24 октября 1708 г. Мазепа сбежал из Батурина, оставив там 4 сердюцких полка 1500–2000 чел. и несколько городовых казацких. Армия короля в это время медленно, по 2–3 мили в день продвигалась по Северщине, а с 25 октября и до конца месяца вообще засела в Горках в 70 км от Батурина. Меншиков вместе с киевским воеводой Д.М. Голицыным появился у батуринской «фортеции» днём 25 октября и узнал, что гетман, обманув казаков и жителей, уехал к Десне. Между отрядом Меншикова и армией Шереметева вклинился шведский король, на Десне предстояло отражать шведов с севера, на юге у Сейма появилась неприятельская крепость. Чтобы крупная военная база не досталась шведам, князь максимально широко использовал переговоры и несколько раз отправлял посланцев с предложением впустить в крепость русских драгун.

Полковник Чечель, получив через лазутчика весть о скорой шведской помощи, пригрозил содрать кожу с живого Меншикова и 1 ноября открыл огонь из пушек по посаду, по солдатам, «близ места стоящим» и даже через Сейм по штабу князя. Предместье загорелось.

Чечель, а не Меншиков взял на себя ответственность за начало военных действий. Это, видимо, разъярило князя, и он решил беспощадно расправиться с бунтовщиками. Князь приказал погасить огонь в некоторых хатах, драгуны засели в уцелевших постройках и стали подтаскивать пушки. Вечером и ночью с 1 на 2 ноября осаждающие готовили фашины и сколачивали штурмовые лестницы.

Меншиков наметил штурмовать в двух местах: генерал_майор Г.С. Волконский должен был приступать с правой стороны «подле ворот» (Конотопских), а полковник И. Анненков – со стороны Сейма через береговые ворота («сзади реки взвоз»). Против северного угла стен Меншиков поставил небольшой отряд из 200 «татар» (вероятно, калмыков), чтобы те перед штурмом подняли ложную тревогу и оттянули на себя гарнизон. Локальную карательную акцию он рассматривал как меру наказания за неподчинение и измену своему государю.

«Гетманская столица» была небольшим населенным пунктом в размер стадиона. Там могло находиться 200–250 дворов с 1000–1500 жителями. Батурин даже с его артиллерией и значительными военными припасами не шёл ни в какое сравнение с Нотебургом, Нарвой и Дерптом, в атаках против которых участвовал Меншиков.

Затемно, в 6 часов утра, началась обманная стрельба и крики. Большая часть гарнизона бросилась к северным стенам. В это же время к фортеции поднялись полки Меншикова. Слабая подготовка орудийных расчётов мазепинской артиллерии, видимо, не позволила эффективно противодействовать атакующим. Несколько сотен безоружных селян из округи и большинство батуринцев, укрывшихся в фортеции от шведов, вряд ли вышли на стены. Казаков никто не готовил сражаться с русскими, и они, скорее всего, предпочитали уклониться от боя, подобно тем, которых Мазепа обманом увлек за Десну. С оружием на стены вышли в основном сердюки и городовые казаки (вряд ли все).

Решающую роль сыграл приступ Анненкова через береговые ворота. По «взвозу» штурмующие прорвались в центр города. Глядя со стороны, можно было подумать, что из рытвины-лощины они поднимались как из-под земли. Позже народная молва разнесла, что драгуны якобы незаметно и тихо проникли через тайную калитку или подземный ход.

Для патриотов-батуринцев была немыслима измена присяге. Сотник наказного прилуцкого полковника И.Я. Носа Соломаха сообщил Меншикову, что на том участке стены, где находились казаки Прилуцкого полка, не будет сопротивления. Нельзя исключить, что эти казаки помогали атакующим расправляться с сердюками.

Батуринцы же, вполне вероятно, открыли и береговые ворота. Разногласия и свары среди казаков и сердюков при нежелании биться с русскими, скорее всего, привели к тому, что более тысячи сердюков и казаков, увидев драгун и солдат в центре фортеции, бросились в разные стороны. Благодаря хорошо продуманному князем плану фортеция была взята в молниеносной «шведской манере» всего за два часа.

Ворвавшись за стены, драгуны уничтожали всех подряд и долго не могли уняться. Впрочем, погибли не все. Через некоторое время Меншиков через трубачей дал команду прекратить расправу, и часть жителей нашла защиту у князя. Однако забившиеся в хаты, погреба

и подвалы не смели показаться на улицах, и большинство погибло уже после штурма в ночь со 2 на 3 ноября от огня и дыма. Достаточное количество людей все же были забраны и живыми отправлены в Россию.

За день и часть ночи 2 ноября со стен были сняты 40 пушек (тяжёлые были взорваны), взято «зело много изменничего богатства», в том числе свинец, порох, хлеб, спиртное и 2000 лошадей из конюшен вне фортеции. Была подготовлена к эвакуации и канцелярия гетмана. В 2 часа ночи 3 ноября Меншиков поехал внутрь фортеции. Таким образом, спешно поджигать военные и продовольственные склады («великой магазеин») стали после этого времени.

Подвёрстывать уничтожение Батурина под «геноцид», как это делают современные украинские историки, нельзя. Перейди к шведам любой русский город, например, восставшая Астрахань, или Черкасск, его ждала бы та же беспощадная расправа. «Поголовного истребления» батуринцев не произошло. По умозрительным оценкам шведов, погибло около 6000–7000 чел. (Скорее всего, это преувеличенная цифра.) Известна опись Батурина 1726 г., по которой там насчитывалось уже 647 дворов (3000–4000 чел.), то есть многие казаки и жители успели избежать резни. Гибель мирного населения, конечно, не может не вызывать сострадания тем более, что погибли и те, кто укрылся в Батурине от шведов и не знал об измене Мазепы. Их уничтожение не определялось военной необходимостью.


http://www.menslook.spb.ru/2009.pdf